Знамя Зенита, №2(6), 1996 г. 

— С чего и когда для тебя начался "ЗЕНИТ"?

— Летом 82-го года я в первый раз пришел на стадион. Мне повезло — я попал сразу на сектор, так что ходить на футбол и фанатеть я начал одновременно. Привели меня совершенно левые люди, соседи с дачи, они даже не были фантиками, а после этого лета на стадионе больше не появлялись. А меня сразу как-то "зацепило"... И с тех пор вот и хожу. Потом, когда чемпионат закончился, я продолжал, ходить вместе со всей грядкой.

— Куда?

— А тогда было так заведено, что мы ходили и на хоккей, и на баскет. Даже выезжали за "Спартак", несколько человек были просто фантиками ленинградского "Спартака", и даже на футбол ходили в красно-белых розетках и с мясными флагами.

— И на этих нефутбольных делах ты сошелся с "основой"?

— Когда я ходил на футбол летом и осенью, уже перезнакомился со всеми основными людьми, и к следующему сезону я всех знал. Многие из стариков тогда были в армии, а с теми, кто остался, у меня были нормальные отношения.

 — Это вдохновило тебя на первый выезд?

— Первый выезд у меня был — 83-й год. Донецк. В те времена попадало, что мы играли с "Шахтером" на Кубок и на чемпионат с интервалом чуть ли не в две недели. На Кубок в конце февраля ездило больше народу, а я поехал на чемпионат. Мама была в шоке — сын сошел с ума, едет неизвестно куда... Неизвестно зачем...

— Антон, ты для многих стал впоследствии "авторитетом". А тогда, когда ты ехал на свой первый выезд, для тебя были авторитеты в грядке? И где они теперь?

— Может, я удачно попал, может, время было такое, но я, не имея еще ни одного выезда, "вписался" в основу. Будучи человеком по понятиям абсолютно левым, я знал всех и меня все знали, хотя отношение было соответствующее — я еще ничем себя не проявил, кроме "обувалова" и пьянства. Я же еще не геройствовал, как, например, Панк, поехавший в 82-м один в Алма-Ату и пролежавший в "гробу" 8 часов. Да я, кстати, в "гроб" никогда бы и не влез — рост не позволяет...

— Но "окрестили" тебя еще в Питере...

— Да, кликуху мне дал Тесть. Дело было на шайбе, говорит: "У коней есть Хроник, а у нас нет. Значит, будешь Хроником".

— Как человек, неоднократно посещавший Закавказье, скажи: почему наша мафия обожает вояжи в те края, в отличие от тех же самых "коней", например?

— Мы всегда были самые "crazy". Ездить нам всегда было дальше, чем всем остальным фэнам. Москва — она в самом центре, туда — шесть часов, туда — восемь, туда — двенадцать. Причем двенадцать — это уже много и долго. А у нас только до Москвы — 10, ну, еще до Вильнюса было 12, а дальше — 20, 30, двое суток. Мы к дороге более привычные, и люди у нас всегда в этом смысле были конкретные, отдача была больше. Скажем так — питерская грядка всегда была посамоотверженнее. У меня самый дальний выезд — Ереван, до сих пор жалею, что не "пробил" Среднюю Азию. Сама же Москва для нас — вроде и не выезд, а прогулка. Я там с 84-го бывал на всех матчах "ЗЕНИТА".

— Было время, даже предлагали столицу за выезд не засчитывать.

— Да, было такое. Базары ходили, а кто предлагал — не помню. Это оттуда же и идет, от какого-то нашего особенного юмора: "Фиг ли вы, "мясники", до Баку доехать не можете, мы вашу Москву за выезд не считаем". Кстати, мой самый первый выезд должен был быть в ту же Москву на "мясо" осенью 82-го, уже был и билет куплен. Но тут помер Леонид Ильич, игру отменили — два последних матча со "Спартаком" и "Динамо" перенесли недели на две. А мы, помню, собрались на вокзале — толпа большая, ехать — не ехать, не знаем, в спорткомитет звонили — информации-то нет... Народу, главное, было за сотню, тогда ведь был подъем фанатизма в Питере.

— Сейчас тоже вроде подъем.

— Раньше подъемы были покруче и народу подваливало побольше. Но принцип тут один и тот же: схлынет волна, и из десяти пришедших в этот год на грядку, дай Бог, чтобы осталось двое-трое. Так же и тогда: появлялись люди, обычно чьи-то друзья. Съездит такой два-три раза, примелькается дома на секторе, напоит основу, подмажется — потом раз, его и нету. Таких людей было миллион, и с кликухами, и без.

— Поэтому и было такое, что кликухи давали чуть ли не после десятого выезда?

— Что-то такое было, но я на этом внимание не акцентировал. Ездил себе и ездил. Мне просто было это по кайфу.

— Для себя — чем ты объяснял, почему ты хочешь на выезд?

— Во-первых, у меня и в большей или меньшей мере у всех присутствовал мотив противопоставления себя властям. Тогда же "фанат" было слово ругательное — статьи в газетах, "косят под Запад" и все такое, то есть хотелось обрести внутреннюю независимость. Хотя те, у кого это было на первом месте, быстро ушли. Затем — любовь к футболу, в принципе, ее даже нужно поставить на первое место. Затем — охота к перемене мест.

— А ты знал людей, которые бы ездили только из любви к футболу?

— Нет, я таких не встречал. Хотя в принципе могут быть такие люди, я это допускаю. В нашей грядке были уже упоминавшийся в "33" Миша Саратовский, еще была некая Галька Псковская — они приезжали болеть за "ЗЕНИТ" из других городов. Наверно, у них все определяла любовь к футболу. Это Галька отличилась тем, что сшила себе сине-бело-голубые штаны в 85-м или 86-м.

— Ну, любовь к футболу — это понятно. А когда стало доставаться от зенитчиков бедным панкам — что это было такое? Самоутверждение?

— Да, было время, гоняли мы их по всему городу. В 82-м после "Днепра" была знаменитая месиловка — в Катькином саду, у Казанского собора. Наверное, участвуя в этом, я хотел почувствовать себя частицей коллектива, частицей какой-то силы. Для меня это было ново и неожиданно стать одним из людей, которые что-то из себя представляют. Хотя с возрастом понимаешь, что это не лучший способ самоутверждения и что нельзя бить людей за то, что они подстрижены не так... Это жлобство, конечно, но, плохо это или хорошо, это было, и я не считаю это нашим минусом.

— Чувство "причастности" — насколько оно обязательно для фаната?

— Понимаешь, ты становишься частью даже не коллектива — массы. Не толпы, но — массы людей. И в этом смысле чувство причастности, когда твой голос сливается с голосом тысяч — вещь естественная.

— Антон, а у нашей грядки был когда-нибудь "коллектив"?

— Раньше, в начале 80-х, правые фэны были сплоченнее. Существовала, например, такая "купчинская грядка" (хотя все были правые и все были вместе): Кастет, Беломор, Валет, Чипполино, Смешной, Страшный, Ярик, Сом — они жили в соседних домах, виделись друг с другом чаще, и не только на футболе. Они не держались особняком, но если в те времена кто-то говорил "купчинская грядка", все понимали, о ком идет речь. Может, у них и был коллектив. Хотя, повторяю, тогда все были сплоченнее. Если у кого-то из правых возникали заморочки, он мог позвонить одному-второму и собрать двадцать бойцов в течение часа в любой конец города — хоть в Купчино, хоть в Веселый Поселок, хоть на Гражданку и устроить там разборку.

— Почему этого нет сейчас?

— Этого я сказать не могу. Я в стороне от нынешних дел, и что творится нынче в грядке, не знаю. Жаль, конечно, что все сломалось.

— Выходит, коллектив у нас не сложился как-то сам по себе, исторически?

— Я не мыслю такими категориями — "сложился", "исторически". Я никогда об этом не задумывался. Организации по типу ультрас у нас не было. Да, если брать в контексте фанатизма, это плохо. Лучше, как сейчас у коней или мясников — боеспособная, достаточно многочисленная бригада.

— Может, нас жизнь не вынуждала к такому типу банды?

— Нас жизнь, конечно, не вынуждала. С кем нам тут было биться? Разве что головой об стенку с похмелья. Может, заморочки с панками и были попыткой доказать самим себе свою боеспособность. Тогда ведь постоянно приходили слухи из Москвы о том, кто, где и когда на кого напал, и со стороны казалось — да, в Москве насыщенная жизнь. Но, наверное, и в том, что такое у нас не прижилось, сказалось извечное противостояния Питера и Москвы. Ведь в глубине души каждый питерец считает Москву ниже себя. Пусть это во многом ничем не обосновано, от этого никуда не денешься. Хотя дело не только в этом, все гораздо сложнее...

— Что ты имеешь в виду?

— В какой-то момент наша грядка стала подгнивать изнутри. Мы оказались не настолько крепки, как хотелось бы, как должны были бы быть. Поначалу, если кого-то с футбола забирали в ментовку, там чуть не двери вышибали, дескать, отпускайте. Если мент начинал лезть в грядку за кем-то, человека передавали вниз по рядам, менту со всех сторон доставалось... Правда, тогда и менты были другие, без дубин и касок. Но к середине и особенно к концу 80-х все изменилось.

— Почему?

— Не знаю. Возможно, в определенный момент завоевали себе авторитет — выездами и всем остальным — не те люди, которые должны были. Старая грядка уже в основном сошла на нет, переженилась и т.д. Я не буду называть фамилий и кликух, но это произошло. В основу попали не те, кто по жизни должен быть основой. И, естественно, у молодых, которые стали приходить, перед глазами были уже не те примеры, которые достойны подражания. И потом, когда все увидели, что заправляют тут в основном не те людишки, на которых хотелось бы равняться, это стало разлагать. Ну и, конечно, в том, что все у нас пошло шаляй-валяй, большую роль сыграла водка, и я знаю это по себе больше других.

— В какой-то момент это стало преобладать над фанатизмом как идеей?

— Да, причем очень четко, и не у меня одного. Очень часто идешь на футбол, а счет на следующий день узнаешь из газет, просыпаясь в лучшем случае в Приморском парке Победы, а в худшем — на Скороходова в вытрезвоне. Да, это странно звучит из уст человека с таким погоняловом, как у меня, но водка принесла очень много вреда нашей грядке. Не подумай, что я бросил пить и теперь стал такой правильный — нет, но абсолютно точно, что упадок в самом конце 80-х стал следствием еще и того, что у большинства людей из грядки водка вышла на первое место.

— Спад был действительно страшным...

— Народ перестал ходить на футбол, фанатизм пришел в упадок, хотя на выезд по традиции еще ездили. Доходило до абсурда — человек мог по полгода не появляться на домашних матчах, но на выезда ездил регулярно. Оттуда и пошло то, о чем говорил в "33" Бутерброд, — какой-то ультраправый снобизм, при котором фанатеть дома чуть ли не заподло.

— Но главная причина того упадка, наверное, неудачи "ЗЕНИТА"?

— Не согласен. Я фанател всегда — и когда он был чемпионом, и когда был в жопе. Или взять тех же коней или мясников — у них расцвет фанатизма начинался, когда команды вылетали в первую лигу. Это присуще природе человека — идти "от обратного".

— Как раз в эту пору с тобой случилась эта история...

— Да, из-за солнцезащитных очков, которые стоили девять рублей, я, Филя и Кабан попали под статью о грабеже... Кабана и Филю посадили, мне дали отсрочку. Кстати, вот тема насчет сплоченности: кто сегодня вспоминает о Кабане? Человека убили четыре года назад, а кто сегодня вообще о нем помнит? Хотя бы заметку в вашем "33" поместили, ведь Кабан-то, царствие небесное, был человек довольно-таки неплохой. Или в 85-86-м был такой человек Агент, по жизни хороший пацан, потом он ушел в армию, пришел — и его убили. И тоже человека никто не вспоминает.

— Его убийство было связано с футболом?

— Нет. Ну, хорошо — связано с футболом. В 84-м ехали на "Динамо" в Москву на матч чемпионата — задавило человека поездом в Окуловке, Олежку Гатчинского. Только благодаря Маркизу несколько лет все подтягивались на могилу, теперь вот тоже забыли. И ведь что получается — начни говорить с кем-нибудь из фантиков, что будут вспоминать? В первую очередь — пьянки, потом — футбол, моменты матчей, затем — где кого высаживали и забирали... Поэтому прав Сабонис, когда пишет, что мафия, не помнящая своей истории, не имеет будущего.

— Антон, как по-твоему, а возможна у нас вообще в этом будущем нормальная организованная банда? И что для этого нужно?

— Все идет от отношений между людьми. Должно быть что-то еще помимо увлечения футболом и стаканом. Конечно, жизнь всех разбросала — кто коммерсант, кто грузчик, кто бандит, кто бомж, кто контролер... Но у коней, наверно, тоже все разные, однако, судя по тому, что мне известно, организация есть. Хотя вокруг них — такое же дерьмо.

Затем нужно что-то делать с этим чувством изначального превосходства над Москвой — "Мы питерцы, и поэтому на порядок выше". Лежим на диване и мним, что мы крутые, хотя на самом деле ничего из себя не представляем как организация. То есть, если ничего не делать, ничего и не будет. И потом: вам, конечно, виднее, но с кем вы хотите все создавать? Можно дергаться, но ведь из дерьма пулю не слепишь, а пока мне все это больше напоминает сотрясание воздуха.

— Антон, насчет "обувалова"...

— ...активным участником которого я раньше был. Было такое, и в больших масштабах. Я в этом начал присутствовать в полный рост с 82-го — у касс, у входа на сектор. Левый человек мимо просто так пройти не мог — на деньги его бы развели моментом. Как это, я правый, ты левый, ты должен мне по жизни, и как это так — ты мне не дашь денег?! Я катаюсь за "ЗЕНИТОМ", а ты — нет, так дай же мне немедленно денег на водку!

— Но ты же начал обувать, еще не будучи правым.

— Определяющая причастность к грядке была, а вообще, конечно, это все гопничество, чести не делает. Но это было, и если кого-то отпугнуло от фанатизма — слава Богу, значит, нечего им здесь было делать, здесь не институт благородных девиц. За что я без лишних понтов могу извиниться перед людьми — это за обувалово на выездах. Этого делать не стоило. С другой стороны, никто не грабил, чтобы забрать себе — часы или что там еще брали в общий котел, продавали и покупали фанычи. Конечно, человек чего-то лишался, но если ты поехал с кем-то и хочешь быть частью коллектива, почему ты должен только брать? Почему тебя за один факт поездки должны считать своим?

— А розы, пусаки — их же брали для себя?

— Да, и я этим тоже занимался. Снимал с людей розы, забирал знамена, знаки... но человек, который по-настоящему хочет стать фанатом, свяжет себе другую розетку, как Е2. Денис — самый яркий пример... А почему, спрашивается, меня никто никогда не обувал?

— Наверное, ты так себя поставил.

— Да, но я еще и никогда ничего не жалел и делился последним. Я готов был потратить все деньги, не оставив себе даже на обратную дорогу. И делал это не потому, что боялся кого-то, а потому, что так правильно. Кто ездил сам — тот меня поймет. Конечно, сегодня я не в том возрасте, чтобы кочевать по электричкам, без денег на выезд не поеду, и даже если у меня останутся бабки, поделюсь ими далеко не с каждым — я не собираюсь кормить людей, которые ничего или почти ничего не дали фанатизму и "ЗЕНИТУ'. Я же в свое время отдал ему много больше, чем получил.

— Сегодня Блондин подумывает о полном запрете обувалова.

— Видишь ли, способность подняться после того, как тебя обули, и бойцовские качества, о которых мы говорили, лежат где-то рядом. Если создавать нормальную группировку, нужно иметь какую-то систему отбора, "элитная" группировка будет чем-то надуманным. Иногда надо человека, не умеющего плавать, бросить в воду, чтобы посмотреть — стоит ли из него делать пловца. Так же и с идеей "ультрас".

— Кстати, об идее "ультрас". На матче с "Торпедо" Е2 хотел запустить дымовуху, но ему не дали этого сделать свои же люди, объяснив, что иначе у нас всех могут аннулировать пропуска для бесплатного прохода на стадион.

— Ну, о каких ультрас тогда вообще идет разговор! "Вы должны, вы не должны..." Применительно к понятию "ультрас" не может существовать такого слова — "должен". Если ты считаешь себя ультрас, кто тебя к чему может обязать? Ультра — это должен быть по жизни отмороженный человек. Ну, назови себя тогда кем угодно — болельщиком, фанатом, но не ультрас. Правильно, не надо делать того, что вредит команде, но если уж назвался груздем — полезай в кузов. Во всем мире взрывают бомбы, во всем мире стадионы дисквалифицируют... Ну, давайте еще установим длину розеток, ширину полосок синего, белого и голубого цветов...

— Получается, понятия "болельщик", "фанат" и "ультрас" надо разделять? Может, тогда нужно опять поделиться и сесть по разным углам стадиона?

— Может быть. Сейчас накупила цветов куча людей, вообще не имеющих отношения к фанатизму. Да и эти розетки "ультрас", которые вы навязали и носите... Я иду, смотрю, и мне смешно — стоит ребенок 14 лет в такой розе. Ультрас... Да, мне смешно — череп, кости — красиво, конечно, но что он в этом понимает?

— А что вообще должен означать череп с костями на ультрасовой розе? Может, "смерть врагам" или готовность отдать жизнь за любимый клуб и впрячься в любую историю за своих?

— Полагаю, на Западе так оно и есть. Вписываться за своих нужно всегда. А если, как рассказывают, с Оптимиста снимают розу, а целая толпа стоит и смотрит, впрягаться или нет — какие же это ультрас? Да тут и не в ультрас дело, если так будет и дальше, то все, кто ходит на стадион — все гопники, да и вообще кто угодно — будут смотреть на людей в ультрасовых розах, как на дурачков. Не будет ни уважения, ни вообще ничего. Это будут ультрас для самих себя — собираться перед футболом, друг другу говорить: "мы — ультрас". Можно себе не только на розетке — хоть на жопе мелом слово "ультрас" написать, от этого ультрасовее не станешь. И по поводу трех понятий нужно себе четко представлять: любой фанат — болельщик, но не любой болельщик — фанат. Точно так же любой ультрас — фанат, но не любой фанат — ультрас.

Беседовал Слава-Капитан.

Знамя Зенита, №2(6), 1996 г.

Перевод в электронный вид - Дмитрий ("gamover") Евдокимов , Ксения ("Ксю") Лужкова, Максим ("Пацифик") Дукельский.

• < Назад
• Вперёд >